Необходимое вступление
Следственное дело № 5863 хранится в архиве УФСБ по Ульяновской области, в силу чего доступ к нему чрезвычайно ограничен. Однако в начале 90-х годов прошлого века оно на короткий срок все же попало в общественное поле зрения. В тот период в стране началась массовая реабилитация жертв политических репрессий. Специальная группа, занимавшаяся этой работой, была создана и в Ульяновской областной прокуратуре, после чего в здание на улице Железной дивизии, 21 из архива УФСБ стали подвозить партии следственных дел. Сотрудники спец. группы изучали их и выносили заключения, как правило, о реабилитации фигурантов (хотя некоторым в таковой и отказывали). Затем дела с приобщенными к ним постановлениями о реабилитации осужденных возвращались обратно в архив. И вот в этот довольно короткий период, пока материалы находились в стенах областного надзорного ведомства, с разрешения в то время прокурора области Юрия Михайловича Золотова, возможность ознакомиться с ними получил и автор этих строк, тогда – журналист «Народной газеты».
Напечатанная в ней в августе 1991 года под заголовком «Белое пятно» статья по материалам дела № 5863 и стала основой (но не копией) сегодняшней публикации на ресурсе «Годы и люди».
План по валу
Дело «контрреволюционной белогвардейской повстанческой организации, ставившей своей целью вооруженное свержение Советской власти» было, пожалуй, самым крупным в истории ульяновского управления НКВД периода 1937-1938 годов. Как по количеству обвиняемых, так и по числу вынесенных им расстрельных приговоров. Во всяком случае, ничего более массового отыскать пока не удалось.
Несмотря на огромное количество фигурантов, «следствие» заняло меньше месяца: началось оно 4 и закончилось 29 декабря 1937 года. Хотя, строго говоря, пять томов можно назвать следственным делом с большой натяжкой потому, что расследования как такового и не было. А было механическое сгребание в одну кучу максимально возможного количества разрозненных, разноречивых «показаний». Чаще – признательных. Реже – отрицающих бредовые обвинения. Последнее, впрочем, для «следствия» принципиального значения не имело. Главное – больше. Словно чекисты выполняли некий план по сдаче врагов народа государству в рекордно короткие сроки. Их брали еще 28 и даже 29 декабря, то есть в тот самый день, когда (если верить датам в документах) было закончено обвинительное заключение. На эти дни приходится 18 арестов.
Однако, несмотря на огромный объем «обвинительного материала», «следствию» не удалось установить даже точного времени возникновения в Ульяновске «повстанческой организации».
Так, зачисленный в ее главари Иван Александрович Царьков, чьи показания содержаться в первом же подшитом к делу протоколе, относит появление таковой к 1935 году, когда его якобы завербовал и предложил возглавить организацию бывший колчаковский офицер Викторов.
А Александр Эммануилович Кривчиков, тоже причисленный к штабу заговорщиков, утверждал, что их организация возникла аж в двадцать шестом. Но и это не предел. В протоколах фигурируют и тридцать второй, и даже февраль семнадцатого!
Что написано пером…
Главным «доказательством» вины обвиняемых были протоколы их допросов. Именно эти процессуальные документы безраздельно господствуют в деле, составляя два самых толстых тома из пяти. В них – показания обвиняемых друг на друга и на самих себя, покаянные признания и гневные отповеди идиотским обвинениям. Некоторые протоколы написаны от руки, другие – на машинке. Причем все машинописные начинаются с одной и той же фразы: «После продолжительного запирательства на следствии о своей контрреволюционной деятельности в составе белогвардейской повстанческой организации я понял, что следствие располагает против меня достаточно вескими уликами, против которых я продолжать свое запирательство не в состоянии». В данном случае вступительная «формула» взята из протокола допроса упоминавшегося уже «члена штаба» А.Э. Кривчикова.
Александр Эммануилович был арестован 17 декабря, а «раскололся» девятнадцатого (судя по дате на протоколе). Значит «продолжительное запирательство» длилось два дня. То есть боевой офицер продержался 48 часов и сломался, что, впрочем, не удивительно.
Вот что рассказывал о методах следствия арестованный бывший заместитель Ежова Фриновский: «Следователь вел допрос и вместо протокола составлял заметки. После нескольких таких допросов следователь составлял черновик протокола, который шел на «корректировку» начальнику соответствующего отдела. А от него, еще не подписанным – на просмотр бывшему народному комиссару Ежову, и в редких случаях – ко мне. Ежов, просмотрев протокол, вносил изменения и дополнения. В большинстве случаев арестованные не соглашались с редакцией протокола и заявляли, что они на следствии этого не говорили и отказывались от подписи. Тогда следователи напоминали арестованному о «кольщиках» (сотрудниках, избивавших подследственных – В.М.), и подследственный подписывал протокол.
При таких методах следствия подсказывались фамилии («сообщников» - В.М.). По-моему, скажу правду, если, обобщая, заявлю, что очень часто показания давали следователи, а не подсудимые», – заключает бывший заместитель наркома.
Не удивительно, что через три дня после ареста сломался и «глава» организации И.А. Царьков: «Да, я действительно состою в контрреволюционной повстанческой организации и хочу в этом чистосердечно раскаяться. Еще до ареста, зная о массовых арестах членов право-троцкистской организации, я предполагал, что и наша белогвардейская организация будет раскрыта и разоблачена и ожидал ареста. Поэтому запираться я не буду и откровенно расскажу все, что мне известно о составе и деятельности нашей организации».
Получается, знал, ждал, но ничего не предпринял, хотя имел реальную возможность избежать участи сообщников, являясь… осведомителем ульяновского горотдела ОГПУ с 1933 г. Странная безучастность к собственной судьбе. Между тем, если верить протоколу, сообщить органам ему было о чем. Например, о том, что ульяновские «подпольщики» имели связь аж с… Китаем. Оттуда якобы приезжал к Викторову его родной брат-эмигрант чтобы наладить контакты с белыми офицерами и подготовить с их помощью вооруженное восстание на случай войны с Японией.
Или о том, что «в Ульяновске живет родной брат матери Викторова, фамилию которого я не знаю. Он швейцарский подданный и имеет надежные связи с заграницей, в том числе через Швейцарское посольство в Москве, через которое он регулярно получает посылки и денежные переводы». Через этого «дядю-швейцарскоподданного» и была якобы направлена информация в Китай о проделанной организацией подрывной работе. Или вот об этом: «В 1931 г. при встрече со мной Берг рассказал, что он является германским шпионом и собирает разведывательные данные. Он же, Берг, завербовал нескольких харбинцев, приехавших с КВЖД и поручил им организацию диверсий на железной дороге».
Так вот просто взял германский шпион и раскрылся перед первым встречным. Ну, пусть не перед первым. А какая вообще необходимость агенту немецкой разведки докладывать о своей деликатной миссии кому бы то ни было, кроме собственных шефов? Да еще и «светить» при этом свою диверсионную сеть? Вообще, судя по протоколам, по части хранения секретов любой пионерский отряд мог дать офицерам-повстанцам сто очков вперед.
Эти люди, если верить «делу», объединившиеся с единственной целью вооруженного свержения советской власти, ни в грош не ставили ни собственные жизни, ни объединившую их цель и не имели ни малейшего представления о конспирации.
Офицерские организации, по словам таинственного эмиссара, были созданы не только в Ульяновске, но и во многих других областях. Их диверсионные группы должны были в момент в восстания произвести взрывы на важных хозяйственных объектах. «Это будет война народа против кучки захватчиков», - донес до следователя слова заграничного визитера Царьков и тут же получил гневную и идеологически безупречную отповедь: «Не клевещите на народ! Это была бы война кучки белогвардейцев против народа». Подследственному ничего не остается, как смиренно согласиться: «Да, это так».
Интересно, что к делу приобщены лишь копии машинописных протоколов. А где же первые экземпляры? Возможно, их отсылали в Москву «железному наркому» товарищу Ежову или в Куйбышев, начальнику областного управления НКВД Бочарову. Но, скорее всего, они ложились на стол местному партийному начальству.
Продолжение:
Владимир Миронов
«Хорошо, очень хорошо мы начинали жить». Глава 7 (продолжение)
События, 18.6.1937
